Из серии публикаций «Нолинск моего детства от А до Я». 1945-1965 гг.
Н - Николаевский собор
Бушмелева Людмила Николаевна
Николаевский собор… Чем он был для нас?
Частью окружающего детство пейзажа? Выйдешь ли во двор, или в огород, всегда взгляд упирается в несокрушённый остов башни, по-разному освещённый в течение дня.
Местом детских развлечений? С трёх лет я одна бегала в кинотеатр «Луч» на очередной фильм (меня всегда пускали без билета). Ходили со взрослыми на детские спектакли Кировского ТЮЗа и разные концерты в Дом Культуры. Все эти культурные учреждения находились как раз в здании Николаевского собора, и хорошо, что не какой-нибудь склад удобрений или овощехранилище.
Школьниками мы забирались, карабкаясь по стене, в сторожевую башню, и считали выбоины от пуль на кирпичах – так было романтично, особенно после чтения детских книжек о тайнах старых крепостей! Пытались проникнуть в подземный ход со стороны реки Вои, но вход был завален. На кирпичном основании колокольни устраивали зимой ледяную горку и играли до полного обледенения в «Царя горы». Летом гоняли на велосипедах по скверику. Возделывая грядку на пришкольном участочке возле начальной школы, натыкались на черепа и пугали ими друг друга. Нам было весело! Мы ни о чём не задумывались и об истории родного города почти ничего не знали, тем более, что её изучали лишь начиная с 1917 года.
На 7 ноября и 1 мая на купол (под которым был кинотеатр) вывешивали красный флаг. Нам казалось это нормальным. Как-то на 7 ноября вместо красного флага прохожие увидели развевающиеся на ветру широкие мужские штаны. То ли кто-то протест таким образом выразил, то ли просто из хулиганства поразвлекался. Встревоженные власти поспешили принять меры и во второй половине дня заменили штаны красным флагом. То и другое, по существу, кощунство, но нам тогда было смешно.
Однажды февральским вечером я шла мимо Николаевского собора, мельком взглянула на привычный мне остов башни и остановилась поражённая. Колокольня как будто отчаянно взывала к небесам о помощи. Рваные тучи быстро проносились над ней, то скрывая, то открывая полную луну, и пустые глазницы окон то сияли, то мрачнели, а нижнее среднее окно, казалось, застыло в крике. Эта картина произвела на меня сильное впечатление.
Я вспомнила всё, что мне рассказывала бабушка в разное время про Николаевский собор. С десяти лет она пела там в церковном хоре. Отец В.М. Молотова (Михаил Прохорович Скрябин), тоже ещё мальчиком, очень любил петь, хотя со слухом была проблема: как говорят в таком случае – «медведь на ухо наступил». Слух с возрастом так и не развился, хотя Михаил Прохорович очень старался. На клиросе он всегда становился возле моей юной бабушки (у неё был сильный, красивый голос) и прислушивался к её пению. Бабушка вежливо роптала: «Михаил Прохорович! Вы опять всё врёте и меня сбиваете!» И слышала в ответ: «Да нет, Шурочка, нет! Мне кажется, я вот сейчас всё правильно спел!» Рассказывал бабушке, что дед по материнской линии Яков Евсеевич Небогатиков очень сердится на Вячеслава. Даже как-то вызывал его на разговор, стучал палкой об пол и кричал: «Мы тебя вырастили, выкормили, выучили, а ты против нас что-то замышляешь?» Вячеслав тогда зачастил на маёвки к ссыльным в Зоновский лес.
После октябрьских событий 1917 года служба в соборе ещё продолжалась, пока в стране не началась усиленная борьба против религии. Священников ссылали или расстреливали, церкви разрушали, имущество растаскивали или сжигали.
Лихие дни наступили и для Николаевского собора. Моя бабушка была очевидцем этого варварства. Колокольню пытались взорвать, палили по ней из пулемёта, даже пушку притащили. Весь израненный, выщербленный, собор не поддавался. Кирпичная кладка была особенная, очень прочная. Наконец удалось разрушить верхние части колокольни и оба купола с крестами, сбросить колокол. Когда он упал – земля содрогнулась, а в слободских домах вылетели все стёкла в окнах. Колокол был очень большой и весил четыреста пудов. Наблюдавшие всё это женщины тихо плакали.
Руководивший сносом собора начальник бегал вокруг собора с руганью и матом, пытался сообразить, как же «доконать» это сооружение. Во всеуслышание он заявил: «Я буду не я, пусть я ослепну, если не снесу всё к …!»
Но несмотря на все усилия, башня, уже обезображенная, не сдавалась. Отступились. И вот стоит она, глядя пустыми глазницами окон в небо, как памятник варварскому времени, совсем не украшая город.
А тот начальник, по рассказам бабушки, через год ослеп…
Ты стоишь,
молчаливо на небо взирая,
Затаивши в себе
бесконечную боль.
Боль за тех,
кто глумился, тебя попирая,
Исполняя истории гнусную роль.
Ты не сдался разрухе,
храня в себе чудо
Красоты, что любовно народ сотворил,
Когда радовался
и когда было худо,
Свои тайны души он сюда приносил.
Изувечен и ранен,
как воин в сраженьи,
У кого тогда было пощады просить?
Всё смешалось –
и правда и ложь, заблужденья,
И народ,
своих предков готовый забыть.
Время память стирает,
с собой забирая
Всех, кто вместе с ним жил,
и любил, и страдал…
А собор тихо спит,
словно бы выжидая,
Что очнётся и скажет:
как же долго я спал!
P.S. Рисунок автора.
|